Шамиль Залялетдинович Ахмеров

Ехать нужно было в районный центр Бавлы, где находился военкомат.

Из Бавлы новобранцев отправили к месту службы. И свои впечатления, действия, события жизни Шамиль Залялетдинович Ахмеров стал заносить в тетрадку.

Со временем его записи, сделанные «для себя», стали документом жизни не просто отдельного человека. Они стали документом истории Великой Отечественной войны, интересным и его семье, и потомкам.

Из дневника Ш. Ахмерова

Доехали до ст. Основа около Харькова. Тут-то мы и услышали, что началась война. Весь поезд рано проснулся; точно никто ничего не знал. Кругом в эшелоне шли споры: никто не хотел верить, что Гитлер напал на СССР. Как же, мол, так, у нас же договор... Решили, что это только слухи. На следующей станции выяснилось, что слухи оказались правдой. Политрук сообщил, что Германия вероломно напала на нашу страну и прочитал выступление товарища Молотова.

Со следующей станции стали встречаться эшелоны с мобилизованными на фронт. В Полтаве была первая воздушная тревога. Вечером, только скрылось солнце, послышался шум моторов, тут же гудки фабрик, заводов, паровозов. За сердце брали жалобные эти гудки. Со станции и с улиц все бегут. Открыли огонь зенитки. В Шепетовке наш эшелон тоже бомбили. У нас назначение в Ровно. Не доезжая до Ровно 10 км, со ст. Здолбунов наш эшелон повернули обратно. Остановились за Новгород-Волынским, в казармах около Житомирского шоссе. Нас распределили по ротам. Я попал во 2-ю мотоциклетную роту. На второй день получили обмундирование, покупались в речке. Политрук ознакомил с происходящими событиями. Ночью пришли в свои казармы, а на наших местах спят другие мобилизованные. Выспались и утром направились в Житомир. На другой день услышали, что наши казармы и склады разбомбили.

Совершали очень большие марш-броски, у всех на ногах были мозоли.

Так дошли до Днепра. От Ржищева до Черкасс плыли по Днепру на барже и переправлялись на левый берег. На правом берегу в одном из городков не разрешалось пить воду из колодцев, говорили, что отравлена. Приехали в Полтавскую область на ст. Яготин (101 км от Киева). Наш батальон расположился в деревне в 9 км от Яготина. Здесь начались занятия. Жили в палатках. Изучали бронемашину. Были тактические занятия. Один раз подняли по тревоге. Через речку по горло в воде с оружием переправились на тот берег, ползком через гречиху пробрались к высотке, там заняли оборону. Здесь же - первое вождение «газика». Командир роты сам показывал.

Жили хорошо. Сафонов мучил «гусиным шагом» на физзарядке. В одно прекрасное утро построил батальон буквой «П», а тут появились немецкие самолеты. Воздушная тревога! - и кто куда. Сафонов под котел на кухне, мы в кукурузу. Бомбили станцию. Фронт приближался к нам. Бои шли на Днепре. По вечерам, ночью и рано утром была слышна канонада. Стало невозможно учиться нормально, и нас отправляли то в Харьков, то в Пензу, а потом в Казань, в Горький.

Жить долго в Горьком не пришлось. 4 мая 1942 года выехали на Западный фронт. Проехали Москву, Наро-Фоминск, Малоярославец. Видели леса без верхушек деревьев, сожженные деревни и села, разбитую технику и оружие. Население жило в землянках. Добрались до Брянской области.

26 августа 1942 года наш взвод выслали в разведку. Я получил схему связи и по радио держал связь с командиром батальона. Здесь получил первое боевое крещение. В одной роще вели наблюдение за немецкими танками: шли 16 танков по дороге в Клинцы. Я передал информацию командиру батальона. Он с первой ротой подъехал сам. Здесь налетели немецкие самолеты и до вечера бомбили нас. Машина содрогалась от рядом падающих бомб, по броне стучали осколки. Одна машина прямым попаданием была разбита в клочья. Загорелись две машины с боеприпасами. К вечеру заняли Клинцы, встали в оборону. Немцев остановили. В это время шли тяжелые бои под Сталинградом и на Кубани. Немцы бросали листовки и передавали по радио, что надо сдаваться в плен, что нас всех перебьют. Мы знали: наша задача - активными действиями сковать побольше сил немцев, помогать югу, Сталинграду.

1943 год я встретил в Самарканде. Приехали мы с Западного фронта в танковое училище. Дежурный сказал: «Отдыхайте, завтра праздник. Определимся потом, чем будете заниматься». Училище располагалось в старых кавалерийских казармах. Я попал во 2 батальон, 9 роту. Командир роты лейтенант Ефимов, командир батальона подполковник Иваненко. Недолго отдохнули.

5 января 1943 года начались занятия. Теорию проходили в классах. Тактические занятия - в поле. В начале января снега не много, непривычно. С занятий приходили замерзшие, часто мокрые. Казармы не топились. Больше времени проводили во дворе. Народ ходил в демисезонных пальто. Мы в своих шинелях, гимнастерках, по нашим петлицам было видно, что мы курсанты. В середине 1943 года ввели погоны. Нашей роте как лучшей дали право обедать в помещении. В другое время прямо под дождем ели. В супе - дождевая вода, но аппетит все равно хороший.

Занятия проводили штатные преподаватели. Вначале мы изучали легкие танки, Т-60, Т-70, изучали устройство танка, устройство и уход за пушкой. Вооружение и материальную часть. На тактических занятиях - как действовать в бою: взвод - в наступлении, в обороне, в разведке. Курс сокращенный, естественно. После достаточного изучения материальной части стали выезжать на практические занятия на полигон. В армию стали поступать самоходные артиллерийские установки, и нас стали быстро обучать управлению этим артиллерийским орудием. Наше училище готовило офицеров для легких самоходных артиллерийских установок СУ-76, СУ-85... Обучение закончили в апреле 1944 года. Поспевал урюк, черешня цвела, яблони цвели. В мае нам присвоили офицерские звания: младшие лейтенанты и направили к месту службы.

Приехали под Москву, в город Пушкино. Сформировали бригады. Сколотили экипажи. Выехали на стрельбище, отработали по прямой наводке стрельбу, и в мае на фронт.

I Белорусский фронт. Гомельская область. Район Светлогорска. В июне согласно операции Багратион вступили в бой. Мы участвовали в артподготовке. По разведданным полный комплект боеприпасов направили на врага: на пункты связи, пункты обеспечения, штаб...

Освободили Бобруйск. 3 июля освобожден Минск. Много пленных было. Рожь поспевала. Они поднимались из ржаного поля и сдавались: «Гитлер капут». Встретили нас в Минске незабываемо: мы грязные, потные, в пыли, а нас девчата с цветами встречают. Подбегают люди, плачут, несут покушать, самогонку. Молодежь и старики. В Минске переночевали, заправились, запаслись боеприпасами. 8 июля под Барановичами, через 5 дней после Минска, меня ранило. Около деревни Кручиха. Нас начали обстреливать с правого фланга, и один снаряд попал в ствол нашей пушки, в нижнюю половину. Половина ствола накренилась к земле. Если бы мы в этот момент стреляли, пушку полностью разорвало бы.

Я почувствовал, что жжет в нижней части живота, в руке, на ноге. В тенечек меня перенесли, захотелось пить. Мне солому подстелили. Николай Иванов должен был ехать в Бобруйск, и меня отправили в Бобруйский госпиталь. Хирург посмотрел и без рентгена отказался резать, позже перевезли в Речицу и там сделали операцию. В госпитале 4 месяца пролежал. В свою часть приехал в ноябре.

Наши освободили Брест. Направились в Польшу.

За февраль-март прошли большую часть Польши, освободили очень много концентрационных лагерей.

19 января 1945 года. Ночной марш. Утром сходу - в наступление. Двигались почти без сопротивления и, потеряв бдительность, напоролись на засаду. Было очень жарко. Слава богу, тяжелые ИС-2 нас вовремя поддержали. Подбил «Пантеру», разбил 1 пулемет. В эти дни не мог вести записи, места боев и подробности уже почти забыты, одно помню четко – бои шли тяжелые. Действовали мы очень дерзко, пехота только диву давалась - самоходчики сами, без поддержки, города занимают!..

В Квашино стояли с 14 марта по 24 марта. Каждый день проходят войска. Хоронили погибших товарищей. Получаем почту. 18 марта нам поставили задачу взять Сопот, отрезать Гдыню от Данцига… Ночью продвинулись к окраине Данцига. От города нас отделяла высокая насыпь железной дороги. Мост, под который проходила трамвайная линия, немцы взорвали. Пехота перешла насыпь и залегла без нашей поддержки. Перед насыпью - противотанковый ров. Здесь убит Ярков, ранен Петров. Вызвали саперов, начали засыпать ров. Наконец путь открыт, надо проскочить около трамвайных вагонов и зацепиться за дома.

Сначала пошли 5 или 6 «Исов». За ними вырвались и мы с Пузановым. Кругом стрельба, рвутся снаряды, мины, если с обстановкой не знаком, не разберешь, где кто…

8 мая. Проснулся в 8 часов. Прекрасное утро. Над заливом легкий туман. В саду цветет вишня. Весь сад белый. Высоко в небе гудят самолеты. Рядом аэродром. Немцы работают в поле. Слышал, что немцы капитулировали. Пока официального сообщения нет. Да, мы живем в такое историческое время. Какая радость чувствовать, что мы победили. Писал письмо домой…

9 мая в 4.00 радио принесло радостную весть: Германия безоговорочно капитулировала. Зачитали Указ о Дне Победы. Митинг. Гулянье. Танцы во дворе. Этот день надолго останется в памяти. Написал поздравительные письма…

Впереди - Шпрее. Проезжаем по мосту, и вот он - Рейхстаг. Машину оставляем, идем пешком. Здесь уже толпятся экскурсанты вроде нас. Ходят группами. Пошли осматривать Рейхстаг. Снаружи серое, даже черное, огромное здание сильно разбито снарядами. Осматриваем первый этаж. На столбах, у входа, повсюду на стенках надписи, фамилии, адреса. «Мы пришли из Сталинграда», «Мы взяли Берлин», «Здесь был Иванов с Сибири». Поднимаемся на второй этаж. Там такая же картина. Большой зал с куполом разрушен. В кабинетах обломки кирпича, всякий хлам. В одной из комнат лежит снаряд с надписью «Для Рейхстага». В одной из комнат нашел два ключа с затейливыми узорами – взял на память. На стене оставил свою подпись – лейтенант Ахмеров…

А еще на всю жизнь осталось в памяти. Подошли мы к концлагерю близ города Освенцим, нас туда уже водили, как на экскурсии. В одном из бараков на окошке, закрепленная металлическими проволочками, висела дощечка. Такая грязная, тоненькая, она уже начинала подгнивать в некоторых местах. На ней была сделана надпись химическим карандашом. Где-то цвет карандаша сохранился, где-то надпись сделана выдавливанием, в некоторых местах была размыта, в некоторых местах из-за неровности дощечки букв не было видно.

Надпись была сделана латинским шрифтом на татарском языке. Я стоял и молча вчитывался в эту надпись. Это была татарская фамилия, имя, отчество. Человек назвал, откуда он родом, с какого числа находится в лагере. И того человека, который прочитает эту надпись, просил сообщить родственникам о том, что с ним все хорошо. Так как я прочитал эту надпись, я подумал, что это знак свыше, и именно я должен помочь этому человеку. Содержание этой надписи тогда очень сильно вклинилось в память. И после войны я решил написать об этом в ту деревню. Но ответ не пришел.

И с тех пор я все мучаю себя вопросом: правильно ли я сделал, что написал? Тогда мы были победителями, и хотелось сообщить родственникам радостную весть. А потом, в 50 – 60-е годы, обстановка поменялась, и меня постоянно мучает вопрос о том, не причинил ли я вреда этому человеку или его родственникам. И прошу прощения и милости, если по моей вине, по моей неосторожности, по моей молодости, по моей неопытности тогда произошло что-то непоправимое для того человека. Для меня, молодого солдата, тогда казалось, что это самая радостная новость для близких людей.