Степан Дмитриевич Аверьянов

Отошли в далекое прошлое грозные годы Великой Отечественной войны. Залечила свои старые раны истерзанная осколками мин и снарядов земля. Зеленеют на ней сады, строятся жилые дома. И ходят по этой земле мальчишки и девчонки, которые знают о войне только из фильмов. А рядом живут те, кто победили в той страшной войне и отстояли свои завоевания. Отстояли, чтобы нынешнему поколению жилось хорошо, чтобы ужасы тех лет никогда не повторились. Об одном из участников боев на Перекопе, ветеране Великой Отечественной войны, ветеране белгородской Госавтоинспекции Степане Дмитриевиче Аверьянове я и хочу вам рассказать. В 41-м ему было девятнадцать...

…Часто, бессонными ночами, воспоминания волной накатывают на сердце и переносят туда, где ты воевал и погибал, а потом - воскресал все эти годы, чтобы каждый раз начинать жить заново. Жить с затаенной в глубине души болью, несравнимой с болью физической, которая может утихнуть, пройти, а эта боль живет в тебе всегда. Ведь память солдата, прошедшего через горнило боев, - это вечная память. Какие бы яркие события ни происходили в этой жизни, то, что было там, за мирной чертой, - свято. Она живет вместе с тобой, эта память, и ты, один из немногих оставшихся в живых, продолжаешь жить не только за себя, но и за всех, кто был с тобой на передовой, рядом, плечом к плечу. Кто вместе с тобой истекал кровью и погибал на твоих глазах, с кем делился последним окурком и укрывался одной плащ-палаткой.

...Одиннадцатая армия генерала Манштейна пыталась любой ценой прорваться к Севастополю, бросив против героев Перекопа огромное количество пехоты и танков. Но все попытки сломить оборону не приносили успеха. И тогда враг нанес массовый бомбовый удар по позициям наших войск.

Готовясь к наступлению немцев, рыли противотанковые рвы. Трудно и тяжело было. Лопату не воткнуть, не вытащить, сплошь мелкая галька. Одного цвета она была в Джанкое, выутюженная танками и опаленная разрывами бомб и снарядов - и голубое небо, черное от немецких самолетов. Они летели сплошной полосой, волнообразно разделяясь на группы, и начинался ад. Бомбили все и с любой высоты. Самая опасная была немецкая "рама". Сильный разведчик и ведет расстрел. При штабе полка была овчарка, которая реагировала на немецкие самолеты лаем, оповещая солдат.

Ночь перед этим ударом была особенно тревожной. Грохот моторов, лязг гусениц, шквальный минометный огонь, вой пикирующих бомбардировщиков и взрывы сбрасываемых бомб.

Но все были так молоды, и в каждом было столько воли и сил! Мы не верили, что можем погибнуть, и с яростью бросались под танки и умирали со словами: "За Родину!", "За Сталина!". Верили в Победу, строили планы на будущее!

Мечтали, что придет день, когда будем кружиться в вальсе с красивыми девчатами, петь песни, рассказывать о своих фронтовых подвигах и строить новую жизнь. Никто не думал умирать. Но война не спрашивает ни возраст, ни о планах на будущее. У нее свои законы. И по этим законам люди гибли во имя жизни.

Первый мой командир и стрелок-радист сгорели. Дали другой экипаж. Командир молодой, только приехал из училища, с вещами, в серой новенькой шинели. Толком даже познакомиться не успели, и в бой. Башенного стрелка-радиста убили, танк подбили, командира ранили - надо выбираться. Через верхний люк не могу, командир раненый, а тут еще снайпер немецкий объявился. Всех, кто пытается выбраться из подбитого танка, отстреливает из автомата. Открыл командир люк-колпак, на заводную ручку шлем надел и высунул. Стреляет, гад. Говорит мне: ты через нижний люк выбирайся, посмотри, откуда стреляет. Лежу под танком, люк открылся, кричу командиру - направо выбрасывайся! Он вывалился, затащил я его под танк, смотрю, клок ваты из шлема торчит. Зацепил таки. Зову, а он без сознания. Приволок его на плащ-палатке, отяжелевшей от крови, в медсанбат, и опять на передовую. А машины все подвозят и подвозят раненых, и в воздухе стоит запах боли и смерти.

Днем присматривал, где подбитые танки стоят, а ночью гайки отворачивал, карбюраторы снимал. Если можно танк отремонтировать, тащу до трактора, а "Ворошиловец" уже тащит его на ремонт. Пока "охочусь" за техникой, трактор работает, отвлекает внимание немцев. ...Перед боем получил другой танк, объявляют - сегодня выступать. Саперы подготовили все, расчистили проходы для танков, флажки расставили, едем. Смотрю, танк не принижает обороты, не глушится. Не могу понять причину. Остановил танк, ключ от люка всегда с собой, нагнулся с головой в люк. Вижу, дело в дроссельной заслонке. Обломалась ось, которая ее крепит, поэтому танк не глохнет и обороты не принимает. Что делать? Бой идет. Буду стоять - погибну от немцев. Не буду участвовать в бою - свои расстреляют, как предателя. Достал носовой платок из кармана, связал потуже, смотрю, все нормально. Отвоевали день благополучно, возвращаемся на место дислокации. Всем, кто живыми возвращался, давали по сто пятьдесят "Московской". Только пригубил, в СМЕРШ вызывают. Полковник спрашивает:

- Почему стоял танк на поле боя?

- Карбюратор надо было разобрать, - отвечаю.

Отпустил. Однажды, после боя, возвращаюсь на позиции, туман стеной, ничего не видно. Подбегает технорук (замполка по технической части), кричит:

- Ищите, где поставить танк!

- Экипаж погиб. Я один.

Что делать? Двадцать вторая итальянская дивизия пошла в наступление, возможен обход на этом участке.

Бежит солдат, в зубах цигарка, за ушами еще по одной. Технорук его останавливает:

- Вот тебе помощник. Вдвоем справитесь?

- А снаряды есть? - тот у меня спрашивает.

- Есть, - говорю. - Экипажа нет.

- Тогда справимся. Ты давай корректируй, а я буду заряжать и командовать. Лады?

Хлопнули по рукам. Я люк открыл, смотрю, из-за высотки показался танк противника. Давай корректировать. Выпустили по нему один, второй, третий снаряды. Попали. Кричу:

-Танк загорелся!!!

Три танка в тот день подбили. Добрались до полевой кухни еле живые, но целые и невредимые. Устали очень. Закурили "моршанской" махорочки, смотрим, мясо варится. Спрашиваем, откуда? Ребята смеются - немецких "першеронов" (лошадей артиллерийских) добили. Бывало, и сами себе готовили. Каша в рюкзаке всегда была. Засунем ломик в трубу балансира (подвеска на танке), котелок на него навесим и варим. Бывало, полукопченую колбасу на ужин давали. Не та, что сейчас, ни запаха, ни вкуса. Спали, когда как. Бывало, и на броне танка, под брезентом. И в вырытом окопчике, с плащ-палаткой. Чтоб не завшивели, машины приезжали специальные, «обжаривали» обмундирование.

Вспомнился бой, после которого жизнь начала новый отсчет. 30 апреля 1942 года. После лихорадочной бомбардировки на наши позиции двинулись немецкие танки, сопровождаемые автоматчиками. Завязался бой. Разрывы снарядов. Горят один за другим вражеские танки, бронетранспортеры, лежат немецкие автоматчики, гибнут рядом боевые товарищи. Батареи продолжают бить и бить по врагу прямой наводкой... Наш танк горит. Мы выбрасываем из танка все, что могло загореться. Выбросил и свою шинель.

Когда, отбив атаку фашистов, пришла помощь, я был без сознания. Раненого, доставили в госпиталь. Вместо наркоза, перед операцией, дали пол стакана домашнего вина. Его приносили для раненых женщины из близлежащих сел. Подлечили. Нового обмундирования не было. Дали брюки окровавленные, день их в воде отмачивал. Уходил из госпиталя, вижу, висит моя шинель. Глазам не поверил. Думаю, может не та? Ведь я свою из танка выбросил. Полез в карман, точно, и мой танковый нож специальный со стопором на месте. И опять на передовую...

…Вернувшись на родную Белгородчину, Степан Аверьянов опять был на передовой.

Он с достоинством выдержал этот бой, как и тот, на Перекопе. И вся его послевоенная жизнь - это был каждодневный подвиг: за право на жизнь, во имя тех, кто погиб. И в благодарность тем, кто его спас.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Степан Дмитриевич Аверьянов родился 13 декабря 1918 года. Трудовую деятельность он начал в 1934 г. в родном селе Мухоудеровка Алексеевского района Воронежской области. Работал в качестве помощника комбайнера МТС, помощником в леспромхозе Алексеевского района.

С 1939 по 1946 г. Степан Дмитриевич проходил службу в рядах Советской Армии. В качестве механика-водителя 22-го отдельного бронетанкового дивизиона Закавказского военного округа С.Д. Аверьянов встретил начало Великой Отечественной войны. 25 июня 1941 г. в составе 56-й бригады попал на Крымский участок фронта. 30 апреля 1942 г. Степан Дмитриевич получил ранение, что и вынуждает его провести четыре месяца в госпитале № 3349 в Астрахани. После выписки он был направлен в 126-й Запасной стрелковый полк г. Омска, где прослужил до увольнения в запас в мае 1946 г.

С 1951 г. С.Д. Аверьянов служил в органах МООП. Он поступает на работу в отряд регулирования уличного движения ведомственной милиции г. Новосибирска. В 1954 г. переезжает в Белгород и служит инспектором по дорнадзору до 1970 г., когда и вышел на пенсию. За время службы всегда был дисциплинированным сотрудником, легко находил контакт с товарищами по службе, вежлив с участниками дорожного движения. При этом был смел и находчив.

За годы службы в армии и милиции Степан Дмитриевич награжден правительственными наградами: «За победу над Германией», орденом Отечественной войны II степени, а также:

«За 10 лет службы в органах милиции»;

«За 15 лет службы в органах милиции»;

«20 лет победы в Великой Отечественной войне»;

«За отличную службу по охране общественного порядка»;

«За безупречную службу» I степени;

«50 лет Советской милиции».

Имел большое количество благодарностей и Почетных грамот от руководства УВД по Белгородской области.

Степана Дмитриевича Аверьянова не стало в 2013 году.

О. ТИМОНЮК, УГИБДД УМВД России по Белгородской области