Иван Сергеевич Мистюков

Иван Сергеевич Мистюков родился 22 июня 1922 года в с. Рыкань, Новоусманского района Воронежской области. После 7 классов закончил ФЗУ. На начало войны работал на заводе им. Тельмана. В мае 1941 года был призван военным комиссариатом Железнодорожного района Воронежа для прохождения службы в пограничных войсках МВД. Освобождал Ростов, форсировал Дон, потом участвовал в боях за Кавказ уже в разведке. Был командиром отделения в стрелковом полку. Демобилизован из Вооруженных Сил СССР в 1947 году. За участие в Великой Отечественной войне награжден двумя орденами Отечественной войны II степени и медалями. С 1948 по 1969 год проходил службу в дивизионе дорожной службы милиции Воронежского облисполкома. Уволен из органов внутренних дел по достижении предельного возраста с должности помощника дежурного дивизиона ГАИ Воронежского облисполкома.

На протяжении более 20 лет возглавлял Совет ветеранов службы ГАИ–ГИБДД.

Мы встретились с Иваном Сергеевичем. За эти годы в памяти многое стерлось, но яркие и страшные воспоминания преследуют нашего героя уже 70 лет. Вот какие воспоминания первыми всплывают в памяти героя, когда он говорит о событиях тех лет…

Про начало войны

Я не верил, что началась война. Почему? Потому что жили мирно, спокойно. 22 июня мне исполнилось 19 лет. Столько всего планировал... Я жил в общежитии, на заводе им. Тельмана. Вдруг объявляют, что началась война. У всех ребят… удивление такое. Думаем – ну как же это так, ни с того ни с сего. Переживали, конечно, но как-то особо-то на это не реагировали.

Про освобождение Ростова и форсирование Дона

Бомбил страшенно немец. На плоту переправлялись через Дон. А Дон - широченная река такая, громаднейшая. Мост был весь разрушен. И люди переправлялись, тащили пушки на себе. А там же илистое дно! Сразу тонули. И тут же с самолетов фрицы бросали бомбы. Дон кишел. Это было страшно! А когда переломный момент в 43-м году наступил, тут-то стало фрицам не до жиру, когда наши войска пошли в наступление без остановки.

А как мы города теряли! Жители нас жалели. Когда мы отступали, люди – старушки, дети - давали нам кто хлеб, кто еще чего. Особенно под Ростовом… Некоторые женщины говорили: оставайтесь, зачем вам туда, на войну. Ну как остаться? Это же дезертирство! У меня, например, в голове это не укладывалось, и я возмущался: «Как же так, в атаку идти - так в атаку. За Родину, за Сталина».

Как в разведку ходил

Я был командиром стрелкового отделения, младший сержант. Командир взвода был убит. Пришел старший лейтенант на командный пункт и говорит: «Я вот этого командира отделения беру с собой в разведку». Я этому старшему лейтенанту говорю: «Как же я, командир отделения, отделение брошу?» А он: «Приказ есть приказ». Мы около полуночи прошли к немцам в тыл и около двух или трех часов забрали там одного подполковника, окружив их штаб. Взяли без единого выстрела: немцы спали. Заскочили в штаб, завязали немцам рты, чтобы шума не было... Но когда выходили нас заметила охрана, стали стрелять, и меня ранило. Но подлковника все же в наш штаб доставили. А меня - в госпиталь.

Как бойцы хотели к немцам перейти

Когда войска стоят в обороне, в ночное время выставляется дозор - метров на 100 вперед к немцам, чтобы предупредить передовую, если впереди будет заварушка. В наряд посылали по очереди. Подошла моя очередь. Я прихожу к командиру взвода, говорю, дай автомат. Обычно у меня винтовка была. А он: зачем тебе автомат? Бери с собой из своего отделения кого хочешь. Я взял двух украинцев, лет по 45. Мужики хорошие, меня они называли Ванюшка. «Ты на нас не обижайся, - говорили, - мы тебя не будем называть «сержант». Ванюшка и все».

Выдвинулись в дозор. Они мне:

- Ванюшка, закурить охота.

Я говорю:

– Что вы делаете? Немец, вот он под боком. Ну сейчас заметят нас, начнут обстреливать.

- Да ну... мы накроемся плащ-палаткой, покурим немного.

Я согласился:

– Ладно, только тихонечко.

Покурили. А один из них говорит мне: «Ванюшка, знаешь что, давай мы к немцам уйдем». У меня - волосы дыбом. Я же один. У меня-то автомат есть, но их-то двое. Рот закроют, задушат и уйдут к немцам. Я говорю:

– Что вы? Перейдете, а потом вас расстреляют...

- Ерунда, - отвечают они. - Мы по несколько раз раненные и опять возвращаемся на фронт, а у нас семьи...

Я говорю:

- Вы сейчас уйдете – вас там расстреляют. И меня расстреляют, потому что вы дезертировали на моих глазах. Или я должен по вам открыть огонь и убить вас...

Они подумали, покурили и говорят: «Знаешь, Ванюшка, не рассказывай об этом никому. Будто у нас разговоров никаких не было».

Я и не сказал, потому что передовая дышит смертью. От пуль немецких я не погиб, а от своих мог погибнуть.

Как связиста хоронил

У меня был мой связной. У каждого отделения был связной, который при любом обстоятельстве шел на командный пункт и сообщал, что происходит в отделении. Так вот у меня был солдат, красноармеец ростом около двух метров по фамилии Кес. Лет 35 ему, наверное, было. Дисциплинированный, исполнительный. Силы громаднейшей! Окоп за 20 минут мог выкопать. Я, бывало, замерзаю, а он говорит: «Ванюшка, ложись вниз, а я на тебя лягу». Я отвечаю: «Ты же меня раздавишь... »

Но погиб мой связист. И вот как. Однажды капитан подозвал меня и поручил засечь автоматчика, который обстреливал сопку. На той высоте надо было сделать наблюдательный пункт и выкопать окоп. Я знал, что эта сопка обстреливается немецким снайпером. Но приказ есть приказ. Взял я с собой своего связного и двинулись в сторону сопки. Он – ползком, а я иду прямо во весь рост, забыл, что обстреливают. Стрельбы никакой нету. Может, отдыхали немцы, обедали. Добрались до куста, который рос на вершине сопки. Я ему говорю: «Выкопай окоп буквой «Г». Когда сделаешь, тогда возвращайся». А сам стою в этом кусту. Он мне рассказывает про свою семью. Как будто что-то чувствует. Я все слушал его. А потом вижу, что немцы не стреляют, и пошел в свое расположение. Прошло где-то часа два. Принесли обед. Я спускаюсь в яр. Беру его котелок, наливаю ему суп, себе суп и беру по два сухаря нам обоим. Приношу к своему окопу. А расстояние до этой сопки – метров 50. Думаю, зачем я туда пойду? Я его сейчас позову. Кричу ему: «Кес!!! Кес!!!» Нет ответа. Я по-пластунски ползу к этому окопу. Вижу: сидит мой связной согнувшись, опершись на саперную лопатку. А из виска – мозг с кровью стекает... Это страшно. Забрал я у него документы, красноармейскую книжку, снял с него фуфайку и в этом же окопе я его похоронил. Вот как погибают люди. Ни за что, понимаете? Это было в селении Кувшиновка под Туапсе. Я не забуду это никогда.

За товарищей-бойцов

Война мне снилась и тогда, и сейчас. Много было на ней несправедливости. Но мы победили. Только во снах всегда страшно. Я и в милиции много людского горя повидал. Но такого, как на войне: огромного, общего, страшного, никогда не встречал. Да и слава Богу... Но в День Победы и в день своего рождения всегда выпиваю поминальную рюмку за связиста Кеса и других погибших товарищей-бойцов… Вот так и праздную свой день рождения…

Т. СУШКОВА, Воронежская область