Лариса Николаевна Овчаренко

Говорят, случайных встреч не бывает… Вот и я не так давно познакомилась с женщиной, о которой могу теперь говорить часами. Общение с Ларисой Николаевной Овчаренко (Медведевой) стало для меня настоящей школой жизни, энциклопедией выживания и борьбы за светлое будущее, фильмом о любви и преданности, о страшном детстве в блокадном Ленинграде, историей о необыкновенно красивой женщине с твердым характером и глубокой ранимой душой…

Даже и не знаю, смогу ли подобрать слова, чтобы рассказать вам, дорогие читатели, о жизни этого удивительного человека. Во всяком случае, я попробую. Для этого мы с вами перенесемся в далекий, страшный 41-й год…

…В небольшой ленинградской квартире на улице Восстания светло и очень уютно. Белые ажурные подушки на светлом диване. Стол с белоснежной скатертью. Аккуратные белые шторы, как одежки на окошке. В комнате чисто, тихо и тепло. Маленькая Лара стоит у двери с пирожным в руках, откусывает кусочек, оглядывается - куда бы его положить, ведь кругом все кристально белое, как бы не испачкать…

Эти картинки в памяти 8-летней девочки Ларисы Медведевой очень скоро сменятся на совсем другие – наполненные страхом, болью, холодом, голодом и смертью. В один миг огромный город интеллигенции, традиций и истории превратится в словосочетание, которое сегодня понятно без лишних слов - блокадный Ленинград!

Из своего детства Лариса Николаевна помнит не много, но зато так четко, словно это было вчера.

«Я часто оставалась дома одна, - рассказывает она, - мама и папа уходили на работу совсем рано, а возвращались поздно, уставшие и голодные. Я ждала их, было страшно и скучно, казалось, время остановилось. Больше всего я боялась, что они не вернутся. В войну дети быстро взрослеют. Вот и я в свои восемь лет была вполне самостоятельной. Ходила за хлебом по карточкам, стояла в очередях и забирала домой долгожданные кусочки.

Однажды, возвращаясь домой с пайком, я услышала, как в темноте меня кто-то окликнул. Это была знакомая тетя Элла. Она попросила посмотреть мою карточку, объяснив, что якобы меня обманули, и сказала, что пойдет в магазин разбираться. Больше я тетю Эллу не видела. По этой карточке мы могли получать хлеб еще целых четыре дня.

Помню, как мы с мамой ходили на Неву за водой. Мама держала меня за ноги, я подползала к полынье по льду и потихонечку черпала воду. Мама сжимала мне ноги очень крепко, было больно, я терпела, понимая, как она волнуется за меня, пока я болтаюсь над водой.

А от смерти меня спас случай. Я была дома одна, в комнату быстро вошла мама и сказала, что мы должны собираться и идти занимать очередь за керосином. Мы выбежали на улицу, перешли дорогу, как вдруг раздался страшный гул. Вой сирен, грохот от взрывов, стоны и плач людей… Мы спрятались в бомбоубежище, а когда все стихло, стало понятно, что дома у нас больше нет. Снаряд попал прямо в угол и полностью разрушил нашу квартиру. Тогда мама очень долго громко плакала, крепко-крепко прижимая меня к груди.

В то время вопрос с переселением решался в считанные секунды. Многие квартиры стояли пустые, кто-то умер, кто-то эвакуировался… Мы переехали на улицу Жуковского, это было недалеко от прежнего места жительства. Из всего нашего имущества уцелели только бочки с рубленой хряпой. Это было великое богатство. Папа как-то привез капустную хряпу, нарубил ее и засолил. Мама варила из нее что-то напоминающее щи, этим мы спасались от голода.

Когда стало совсем тяжело, меня, как и многих детей блокадного Ленинграда, должны были эвакуировать из города в специальные лагеря. Мама разрывалась между домом, работой, мной и папой, который вернулся из боя с перебитыми ногами и был прикован к постели. Всю ночь родители решали, что делать. Мама все время плакала и никак не могла смириться с решением расстаться со мной, ради моего же спасения. До самого утра она вышивала на моих вещах яркие буквы Л.М. и аккуратно складывала в сумку.

Мы шли по улице молча, я обеими руками уцепилась за худенькую ладонь мамы. На углу дома нам встретилась мамина знакомая. Узнав, что меня эвакуируют, женщина стала убеждать маму, что этого делать не нужно, что нужно вернуться домой, немного потерпеть, скоро все наладится и будет хорошо.

Мы долго стояли. Взрослые общались, я ничего не понимала. Потом мама схватила меня на руки, обняла, и мы вернулись домой. Позже ходили слухи, что при переправе через Ладогу немцы разбомбили эшелон, который перевозил детей. Погибли все.

Помню как по весне мы все выходили убирать снег. Старики долбили глыбы льда, еле-еле держа лом в руках. Дети носили снежные комья, расчищая дороги. Сугробы были настолько велики, что закрывали окна первых этажей домов. Казалось, справиться с заснеженными улицами просто невозможно, нет сил совсем. Но люди работали, не сдавались. Первые весенние лучи солнца слепили глаза, отвыкшие от яркого света. Окна домов были затянуты черными тряпками или бумагой наглухо, чтобы снаружи свет огня или свечи ни в коем случае не был виден. Если враг замечал светящееся окно, тут же начинались страшные бомбежки.

На улицах Ленинграда было страшно и безлюдно. Все прятались от голода, холода и смерти. Только, когда спустя почти 900 дней, объявили снятие блокады, народ, обезумевший от счастья, высыпал во дворы. Впервые на черных от ужаса и страданий лицах ленинградцев была радость, бесконечная и долгожданная… Ребятишки взбирались на высоченные сугробы, махали руками, визжали и прыгали. Мы видели красивый салют и не верили до конца, что выстояли, справились, смогли!»

Жизнь понемногу стала налаживаться. Лара пошла в школу. Потом окончила педагогическое училище и Ленинградский педагогический институт им. Герцена. Стала школьной вожатой и отличным классным руководителем. Дети обожали неугомонную наставницу. Лариса Николаевна легко могла организовать ребят, вела их за собой всегда только к победе и успеху.

Как-то молодая пионервожатая вместе со своими подопечными помогали на стройке разбирать кирпичи. В четко-слаженной работе дело спорилось. Однако «под самый занавес» подуставший школьник нечаянно задел кирпичом Ларису Николаевну и на ее лице засиял огромный синяк. Все бы ничего, но вечером нужно выступать на торжественном концерте. Как всегда элегантная и нарядная, Лариса Николаевна, припудрив синяк, провела мероприятие на ура!. Уставшая и довольная, она присела на скамейку в зале и любовалась, как в свете вечерних огней кружатся в вальсе пары. Она что-то напевала, легонько покачивая ножкой в ярко-красной туфельке. Мимо проходили курсанты артиллерийского училища. Один из них вдруг остановился, обернулся и подошел к прекрасной незнакомке в сказочных туфелях.

Лариса Николаевна смущенно прятала лицо и все время хотела убежать от настойчивого кавалера - уж очень не хотелось демонстрировать ему свой синяк. Но от судьбы не уйдешь! Она кружилась с молодым курсантом в танце, даже не подозревая, что он совсем скоро станет ее мужем. Началась жизнь, как в хорошем кино или в сказке, в которой по сюжету, кстати, тоже все завязалось с туфельки, правда с хрустальной… Позже Георгий увез Лару в Москву, где у них родилась дочка Танечка.

Новый город, дом, новая работа, нужно было как-то вливаться в это новое русло и приспосабливаться… Ларису Николаевну зачислили в штат Главного управления ГАИ МВД СССР. Масштабы работы и степень ответственности сильно пугали. Справиться помогли ее практика пионервожатой и двухлетний опыт работы в ГАИ УВД Ленгороблисполкомов, ну и, конечно, ее напористость, желание творить, безудержная хватка и стремление добиваться своих целей.

«25 лет пролетели как один миг, - признается моя собеседница. – А ведь когда-то предложение перейти работать в Госавтоинспекцию я восприняла несерьезно. Мне нравилась моя пионервожатская работа, я была ею увлечена. В Главк я пришла начинать совсем новое дело. Не было ни традиций, ни наработок, ни связей. Всё с нуля! Так появилось детское движение ЮИД, которому уже 40 лет. По всей стране стали строить автогородки, родилась мощная армия ответственных за детский травматизм пропагандистов. Всесоюзные слеты, соревнования, конкурсы, спектакли, совещания… Жизнь била ключом. Это было удивительное время, я по нему так часто скучаю».

В глазах блеснула слезинка, Лариса Николаевна смахнула ее, переворачивая листок альбома…

«А вот смотрите, штука какая интересная, - она протягивает мне пожелтевший потрепанный кусок газеты, - видите, написано - Юрий Мучкин. Это мой друг Юрочка. С ним связана необыкновенная история. Мы вместе голосовали за Сталина в 1951 году, так и познакомились. Он всю жизнь меня любил, ждал, писал мне письма. А лет 8 назад приехал ко мне в гости и привез пачку писем, моих писем ему, которые он хранил всю жизнь. Вскоре он умер, а я порой перечитываю старые письма, вспоминая его, моего Юрочку».

Ларисе Николаевне сейчас 82 года. Она бодра и весела, всегда красива и притягательна. Обязательно с прической и алой помадой. Как и в молодости обожает шляпки и сумочки, носит их с удовольствием. И при этом она подполковник милиции в отставке, ветеран службы МВД, ветеран ВОВ, родоначальница ЮИД – «Всесоюзная мать», альпинистка, активистка и бурлящий вулкан энергии. Количество орденов и медалей Ларисы Николаевны трудно сразу перечесть - «За отличие в службе ГИБДД», медаль «За службу России», но некоторые мне особенно запомнились: «Жителю блокадного Ленинграда» и орден «За благородство помыслов и дел». Энергетику, которой она обладает, не выразить никакими словами. От общения с этой женщиной заряжаешься невероятным оптимизмом, верой и желанием жить. Жить, а не проживать! Откуда у нее это уникальное умение наслаждаться жизнью? Спрашиваю себя и понимаю, ответ прост – человек, видевший лишения, голод и смерть, просто не может по-другому, он счастлив и благодарен судьбе за то, что живет, что может жить…

А.СУРАЖЕВСКАЯ